СТЕПАЧЕВ Л.М.
|
|
В массовой и научной печати последних лет, в публикациях, касающихся вопросов развития библиотечного дела в России после октября 1917 г., имя Н.К. Крупской более всего связывается с библиотечной цензурой и так называемыми “чистками” фондов. Американский специалист по цензуре в России и СССР М. Тэкс Чолдин пишет: “Сразу же после большевистской революции жена Ленина Крупская приняла активное участие в создании инструкций по изъятию книг из советских библиотек, особенно публичных, “для трудящихся”, один из подобных списков включил работы Декарта, Канта, Платона и многих других мыслителей, а также посвященные им исследования.” В том же качестве выводят Крупскую и другие авторы: и писатель В. Солоухин в антиленинском памфлете “При свете дня”, и историк Л. Волкогонов в двухтомном труде о Ленине и т.д. Характерно, что все упомянутые авторы в качестве аргументации цензорских устремлений библиотечной деятельности Крупской приводят один и тот же факт, имевший место весной 1923 г. Подробно перечисляя “запрещенные для чтения” имена, цитируя А.М. Горького, назвавшего этот факт “ошеломляющим разум”, все они, однако, затем тут же признают, что список был Крупской забракован, инструкция переработана. Сама она безоговорочно и неоднократно оценивала этот случай как свою личную ошибку. Об этом упомянутые авторы почему-то не говорят. Отношение Н.К. Крупской к исключению изданий из библиотечных фондов по политическим и идеологическим мотивам было вовсе не столь однозначно, как это пытаются изобразить. Мы можем судить об этом по некоторым сохранившимся ее выступлениям в печати и опубликованным документам. Сделать это следует хотя бы ради исторической справедливости по отношению к этой неординарной личности, которая, и это нельзя не признать, сыграла весьма видную роль в становлении той самой советской культуры, в которой выросли мы все. Прежде всего, надо уяснить, что фактом, обусловившим необходимость коренного изменения содержания фондов публичных библиотек низшего звена, была сама большевистская революция. Большевики не просто рвались к власти, они хотели коренным образом реформировать страну. А препятствием тому была (по мнению достаточно широких слоев населения) та монархическая, религиозная и националистическая идеология, которая веками активно насаждалась в России и проводилась прежде всего через “литературу для народа”. Это была самая настоящая “пропаганда справа”, что и отмечено современными исследователями. Сейчас многое из той литературы переиздается и в ее качествах можно убедиться наглядно. Много возражений не столько даже идеологического, сколько педагогического свойства вызывала и массовая детская литература. Немало издавалось и распространялось в народе лубочной литературы, рассчитанной на самое примитивное восприятие. Большевики же (такие, как Н.К. Крупская) хотели сделать все население страны не только грамотным, но и просвещенным (в своем, естественно, понимании). Далее, в низовых библиотеках скопилась масса агитационной литературы - ведь минуло две войны и две революции. Эта политическая литература в начале двадцатых годов спроса уже не имела. Вот чем была вызвана та, можно сказать, “большая чистка”, которая рассматривалась как некий апофеоз Крупской-цензора. Каковы же были позиции Крупской в интересующем нас вопросе? Она, конечно не сомневалась в необходимости обновления фондов массовых библиотек на основе указанных выше соображений. Но злополучный список, включавший гениев и классиков мировой культуры, был разработан не ею. Он был созвучен идеям таких крайних объединений того времени, имевших, кстати, немало сторонников, как Пролеткульт и коммунисты-футуристы. Взглядам самой Крупской он противоречил, чему можно найти доказательства. В 1918 г. издательством Наркомпроса было выпущено собрание сочинений В.А. Жуковского, что вызвало критический отклик в “Правде” (за подписью некоего Петерса), обвинившей издателей в политической близорукости: переиздан поэт-монархист, автор гимна “Боже, царя храни” и т.п. Крупская выступает в той же газете 6 февраля 1919 г. со статьей “Неосновательные опасения”, в которой отвергает и политические обвинения в адрес издателей, и сам подход, когда творчество поэта оценивается с точки зрения его политических позиций. Еще ранее, в рецензии на книгу Л.Б. Хавкиной, чьей памяти посвящена данная конференция, Крупская с осуждением цитирует откровенно антибольшевистское высказывание автора, но... дает весьма положительную оценка всей книге, рекомендует ее библиотекарям. Как известно, Любовь Борисовна в течение многих лет жила и плодотворно работала при советской власти вплоть до смерти в 1949 г. “Чистки фондов” массовых библиотек, проводившиеся в 20-е гг., Крупская, как явствует из ее выступлений, оценивала исключительно как временное мероприятие, направленное на улучшение содержания фондов библиотек, занятых обслуживанием массового читателя, помощью ему в обучении и самообразовании. В 1931 г. она пишет: “Важна общая физиономия библиотек, а не то, попадется ли по недосмотру на тысячу книг пяток негодных. Было немало чисток библиотек. Религиозные, черносотенные, порнографические давно изъяты”. В 1933 г. она заявляет в одном выступлении: “Что мы все боимся дать что-нибудь в руку рабочего? Вот сейчас прочтет и сейчас сделается контрреволюционером... Возьмите вы биографию Толстого. Там очень интересно, как он, читая самые дурацкие книги, совсем иные выводы делал”. В сентябре 1934 г. она вновь критикует практику “чисток”, которые принимают все более охранительный характер. Она заявляет при этом, что нарком просвещения только что издал приказ о запрещении “чисток” библиотечных фондов по политическим соображениям. Остается сожалеть, что довольно скоро ей, заместителю наркома, пришлось отменить этот приказ, как и многие другие приказы А.С. Бубнова, снятого с поста наркома и объявленного “врагом народа”. Началась страшная эпоха массовых репрессий, а с ней и вакханалия всецензуры. Началось то, что ни в коей мере не было согласно с убеждениями Крупской, но чему она уже не могла противостоять. Ни она и никто другой. |