М.Н. Глазков
ХОЗРАСЧЕТ В БИБЛИОТЕКАХ: КАК ЭТО БЫЛО
Одержав победу на главных фронтах гражданской войны, Советская власть к 1921 г. вновь столкнулась с угрозой самому своему существованию. Теперь кризис имел более внутригосударственный характер. Массовые крестьянские восстания, Кронштадтский "мятеж" в непосредственной близости со второй столицей - Петроградом, опасно нараставшее недовольство крестьянской части Красной Армии и многое другое требовало от партийного руководства кардинальных изменений внутренней политики. На Х съезде РКП(б), состоявшемся в марте 1921 г., была провозглашена новая экономическая политика (нэп) и утверждены ее основы.
Меры государства при проведении нэпа не могли не отразиться на культуре и библиотечном деле России. Во второй половине 1921 г. явственно обозначились направления государственных реформ в культуре. Более гибкий курс высших властей в отношении крестьянства, переход к продналогу, увеличение государственной поддержки сельского хозяйства и экономики страны требовали капитальных материально-финансовых затрат. Имевшиеся госбюджетные источники должны были пойти на эти цели. Известно, что в таких условиях урезываются ассигнования на социально-культурную сферу. Поэтому планировалось сократить государственное финансирование учреждений культуры, библиотек. Учитывая, что нэп предполагал некоторую децентрализацию и хозяйственно-экономическую самостоятельность для различных государственных и производственных структур, руководство страны ставило снабжение учреждений культуры на местный бюджет. Изданное к декрету ВЦИК и Совнаркома РСФСР о местных денежных средствах (от 9 декабря 1921 г.) приложение перечня расходов, подлежащих отнесению на местные денежные средства (подписанное В.И. Лениным), как раз и указывало, что содержание библиотек, изб-читален и других культурно-просветительных учреждений осуществляется из местных источников. Поскольку местный бюджет не мог обеспечивать все потребности библиотек региона, предусматривалось их сокращение.
К ожидаемому сокращению библиотечной сети в Центре относились довольно спокойно. Так, на II Краевой конференции по библиотечному делу (1-6 декабря 1921 г.) перед представителями 19 губерний выступила с докладом об очередных задачах библиотечной работы председатель ЦБК М.А. Смушкова. В резолюции конференции, выработанной на основе этого доклада, отмечалось, что "...новая экономическая политика не должна вносить изменения в проводимую работу по централизации библиотечного дела, губполитпросветам поручается разработать нормальную сеть, сводящуюся к основным типам библиотек, не позже 1 февраля 1922 года". Ничего не предвещало грядущей катастрофы библиотечной сети. Сами библиотеки функционировали еще по-старому. Например, снабжение газетами до 1 февраля 1922 г. шло все еще "по старым нормам" .
Реальная библиотечная практика оказалась для многих библиотечных руководителей и простых библиотекарей непредсказуемой. Буквально сразу же выяснилось, что после снятия библиотек с госснабжения они потеряли достаточную для функционирования материально-финансовую базу. При этом резко увеличилась стоимость библиотечной техники, оборудования, мебели и всего прочего. Снабжение периодикой и книгами стало для библиотек платным (декрет СНК РСФСР о платности произведений печати). Ясно, что в этой ситуации перевод библиотек на местный бюджет означал для них катастрофу. Как показали происходившие события, местный бюджет часто оказывался недостаточным даже для того, чтобы обеспечить в данном регионе потребности населения в отоплении, освещении и т.п. Местные органы власти оказывались в экстремальной ситуации, когда им было не до культуры и "затратных" библиотек. Исполкомы шли часто по линии наименьшего сопротивления: давали директиву о сокращении всех бездоходных политпросветучреждений. Не удивительно, что Главполитпросвет уже в середине 1922 г. признал: "Голод прошлого года, вставшая перед государством необходимость сократить свои расходы до вынужденного минимума, необходимость вести все дела по определенному плану, на основе, если не хозяйственного, то строго делового расчета, вызвали острый кризис в деле народного образования вообще и политпросветработы, в частности: политпросветучреждения смахивались, как карточные домики".
Библиотечные работники на местах вынуждены были срочно искать какой-либо выход из такого тяжелейшего положения. Поскольку местные исполкомы сокращали библиотеки как "бездоходные", то, следовательно, надо было найти какой-либо доход. К этому же призывали работников культуры и библиотек представители местной власти. Исполкомы "...предъявляли к политпросветам требования сделать библиотеки, клубы (иногда даже школы) чуть ли не доходными предприятиями, приравнивая, таким образом, учреждения политпросветительные к торгово-промышленным.
В результате - то, что не самоокупается - уничтожается; оставляются лишь кино, второразрядные театры".
Какой же доход могли иметь библиотеки? Теоретически источником доходов могли быть платные формы библиотечного обслуживания. А библиотечные работники часто были поставлены обстоятельствами перед дилеммой: вводить платность или закрываться. Поэтому они вынуждены были вводить платность явочным порядком.
Стоит сказать, что в отдельных регионах платное пользование библиотеками было введено в рамках нэпа раньше массового сокращения библиотек еще в 1921 г. Однако в масштабах страны введение платности в библиотеках явилось реакцией на отказ государства содержать сеть библиотек. С ее помощью места намеревались хоть как-то поддерживать библиотечную работу, сохранить существующие библиотеки.
Любопытно, что как и в 1990-е гг., в двадцатые произошло размежевание библиотечных работников на сторонников и противников идеи платности. Поначалу много активных ее защитников было среди библиотекарей-практиков. Их доводы в пользу платности схожи с нынешними и сводились к тому, что введение платности улучшит работу библиотеки, так как деньги, полученные от платных библиотечных услуг, пойдут на покупку книг, ремонт помещения и оборудования, повышение зарплаты библиотекарей, что явится стимулом для более качественного их труда. А это, в свою очередь, пойдет на пользу всем, в том числе, конечно, читателям.
Как и сейчас, тогда последствия платного пользования библиотеками пытались смягчить льготами для некоторых социальных групп. Например, в ряде губерний предусматривались различные скидки и льготы для учащихся и учащих, красноармейцев, членов профсоюзов, инвалидов и др.
Первые впечатления дали пищу для положительной оценки платности. Что и понятно. Ведь оценить духовную "скрытую" отдачу культуры, библиотечного дела трудно. Она имеет свою временную специфику, проявляясь порой через десятилетия в другом поколении. Тогда как деньги, которые платили читатели за пользование библиотекой, можно было пересчитать и ощутить "прямо сейчас". Вероятно, это служило причиной начального положительного восприятия библиотекарями введения платности. Кроме того, у библиотечных работников 1920-х гг. было моральное оправдание: если в условиях нэпа за все надо было платить, то и пользование библиотеками также не должно быть бесплатным. Да и не было у библиотекарей подчас иного выхода. Ведь даже зарплату им не выплачивали по три, четыре месяца.
Однако через очень короткое время все встало на свои места. Первые же месяцы экспериментов с платностью выявили ее непригодность для массовых библиотек. Ведь основной их контингент - это учащиеся, дети, пенсионеры, т.е. самая социально незащищенная часть общества. В условиях повышения "стоимости жизни" в годы нэпа, такие слои населения вынуждены были тратить "лишнюю копейку", в основном, на продукты питания, с сожалением отказываясь от ставших платными библиотечных услуг. А это приводило к неизбежному взаимному проигрышу и читателей, и библиотек. Ведь библиотеки "потеряли" как потенциальных читателей, так и те деньги, которые намеревались от них получить за свои платные услуги.
Уже в 1923 г. в Главполитпросвете вынуждены были отметить: "...многие библиотеки пытались вводить плату за чтение; материальные результаты были незначительны, а на работе библиотек это сказалось довольно чувствительно". Число читателей библиотек значительно сократилось. Как справедливо отмечалось на I Всероссийском библиотечном съезде (июль 1924 г.), введение платности переориентировало библиотекарей с заботы о читательских интересах на нахождение способов "добывания" денег с читателей. Резолюция съезда категорически осудила введение платности в библиотеках. Таким образом, платное библиотечное обслуживание не только не помогло библиотекам выйти из кризиса, но и углубило его.
Библиотечные работники, общественные силы, понимавшие важность и значение библиотек, искали для них способы выживания. Было опробовано прикрепление библиотек к предприятиям и учреждениям, имевшим средства на содержание. Но сами предприятия переживали в первые годы нэпа не лучшие времена, с трудом сводили расходы с доходами, а часто были просто на грани банкротства. Поэтому они не хотели или не могли изыскивать дополнительные финансовые возможности для благотворительности. Кроме того, “прикрепление” библиотеки могло быть в реалиях осуществлено, в основном, в городах. В сельской местности, особенно "глубинке", лишенной крупных учреждений и предприятий, заводов и фабрик библиотеку просто не к чему было прикреплять.
Но даже если удавалось найти библиотеке щедрых шефов, это не обязательно означало налаживание библиотечной работы. "Шефами" библиотеки далеко не всегда оказывались люди интеллигентные, понимавшие ее огромную просветительскую и социальную роль. Естественно, такие далекие от культуры шефы заказывали соответствующую "музыку" в библиотеке, содержавшейся за их счет. Как заметила деятель Наркомпроса Э.М. Шершевская, "...об иных, даже и щедрых шефах сообщают, что "они ведут себя как молодая капризная жена".
Была еще одна особенность в деятельности "прикрепленной" библиотеки: сужение сферы ее обслуживания. Как правило, "...прикрепившее учреждение под теми или иными предлогами закрывало и закрывает доступ в библиотеку сначала не членам [проф]союзов, затем членам других союзов, и нередки случаи, когда право пользования библиотекой предоставляется только рабочим и служащим предприятия". Такая тенденция на обособленность противоречила основным замыслам создания единой библиотечной сети, предполагавшим широчайшее взаимодействие общедоступных библиотек в обслуживании всех категорий читателей.
Таким образом, и этот способ поддержания библиотечной работы себя не оправдал. Обобщая, библиотечное руководство в Москве констатировало: "...прикрепление культпросветорганизаций (в том числе и библиотек) к предприятиям за слабостью развития последних "прививается" очень слабо и ничего реального не дает".
Еще одним способом стабилизации положения представлялось Наркомпросу, Главполитпросвету и ЦБК развитие сети передвижных библиотек. О необходимости их приоритетного развития говорилось и в конце 1921 г., и в 1922, и в 1923, и в 1924 гг. Однако на деле существовало множество причин, лишавших планы по передвижкам результативности. Это и большие расстояния между населенными пунктами в аграрных регионах страны, плохие дороги, отсутствие транспорта, невозможность передвижкам "опереться" на стационарную волостную библиотеку и избу-читальню (так как они были сокращены) и др. К тому же передвижные библиотечные фонды терялись в обслуживаемых учреждениях и организациях, среди населения. Так, из Саратовской, Тамбовской и др. губерний жаловались, что литература передвижек часто теряется; в Саратовской губернии за несколько месяцев 1922 г. пропало таким образом 12000 томов.
Некоторые библиотечные специалисты видели изъян в самой идее передвижек, критиковали наметившийся крен в сторону ее абсолютизации. "Видеть в передвижках всеисцеляющее средство от современной библиотечной неслаженности было бы просто рискованно, - писал М. Слуховский.- Преимущественное назначение передвижек теперь - это служить разведчиком, передовым агентом стационарной библиотеки. Полный переход на данную систему, - а к нему стремятся некоторые работники, - знаменовал бы, строго говоря, примат передвижных фондов над целостными библиотеками стационарными, что во всяком случае, представляется мерой слишком смелой, если не нежелательной. Видеть в передвижках универсальную идею, единственную для библиотечной работы от начала до конца,- взгляд модный, но и бесспорно неправильный...".
Ну а самое главное, фактически не удалось наладить комплектование передвижек действительно интересующей читателей литературой, а также регулярно менять книжные комплекты передвижных библиотек. Такие библиотечки могли "кочевать" до полного износа, который, если учесть, в основном, мягкие обложки книг передвижного фонда, большой процент брошюрной литературы и отсутствие переплетных материалов, наступал довольно быстро.
Главполитпросвет вынужден был констатировать, что и в 1924 г. передвижная библиотечная сеть, особенно в деревне, "еще очень слаба". Чаще всего работа передвижек "...велась и ведется от случая к случаю, без конкретного плана, она стоит на месте количественно, а иногда и падает качественно, а передвижная сеть вместо организованной работы ведет простое распределение небольших комплектов, в работе которых нет никакого руководства и дальнейшая судьба которых неизвестна".
Среди предпринимавшихся в Центре мер для спасения библиотек можно назвать передачу волостных библиотек на заведование учителям, работавшим по совместительству, слияние мелких библиотек в одну более крупную (усовершенствованный вариант сокращения). Активно рассылались в регионы методические и инструктивные материалы, раздавались призывы использовать инициативу и содействие (материальное и культурное) местных партийных, профессиональных, производственно-хозяйственных, научно-художественных органов, повышать самодеятельность местного населения и читателей библиотек (иными словами, изыскивать средства на библиотечную работу самим, на местном уровне). Но, думаю, в Центре прекрасно понимали, что ощутимых возможностей для серьезной помощи библиотекам ни у предприятий и учреждений, ни у "художественных органов", ни тем более у абсолютного большинства населения не было. Население в годы нэпа само остро нуждалось в государственной социальной защите и материальной поддержке.
Итак, необходимо подчеркнуть, что реальной помощи из Центра в тот труднейший период библиотеки не получили. В создавшихся условиях катастрофа в библиотечном деле стала неизбежной.
По данным Главполитпросвета (1923г.): "Начавшееся по объективным условиям сокращение библиотечной сети в условиях нэпа прошло катастрофично. Библиотечный отдел не смог, за отсутствием средств в центре и на местах на содержание работников и учреждения, провести планомерное сокращение сети: низовая сеть (волостные библиотеки) сократилась на 90%. Абсолютно точную цифру закрывшихся библиотек в аграрных регионах страны установить сейчас малореально. Тем не менее, низовая библиотечная сеть сократилась никак не меньше, чем на 90-95%. В Главполитпросвете красноречиво констатировали: "...деревенская сеть в первые месяцы массового сокращения политпросветучреждений была буквально, за ничтожным исключением, ликвидирована".
Если до нэпа все библиотеки системы Наркомпроса состояли на централизованном госснабжении, то после 1922 г. таких библиотек на всю огромную страну осталось 534 (в основном, центральных губернских и уездных). Но и этот "жалкий остаток" библиотек, судя по всему, подвергся дальнейшему сокращению.
Снабжались оставшиеся библиотеки 6 раз в год, в среднем по 200 книг на библиотеку в каждую разверстку. Но если "...снабжение центральных библиотек,- как отмечала М.А. Смушкова,- сносно, но оставляет желать много большего", то "...возможность пополнения перед- вижных фондов и волостной сети - самая микроскопическая, да и то в виде исключения". Эти крохи снабжения были не всегда соответствующего качества, не отвечали запросам глубинки. "Наряду с отсутствием книги,- пишет Смушкова,- в деревне и полное отсутствие газет и периодических изданий: очень немногие места выписывают местную деревенскую газету и еще меньшее число библиотек имеет "Бедноту".
Принимая все во внимание, библиотечное руководство в Москве крайне осторожно высказывалось о возможности улучшения положения (1923г.): "Несомненно, что при теперешних условиях рассчитывать на сколько-нибудь широкий размах политпросветработы в деревне невозможно...". "Усиление работы в деревне, изучение и изыскание стойких местных источников на содержание библиотеки, снабжение ее хотя бы одной-двумя газетами и некоторым количеством книг - вот основная задача [библиотечного] отдела [Главполитпросвета] на предстоящий [1924] год".
Решающую роль в массовой ликвидации библиотек и др. культурно-просветительных учреждений сыграло, по нашему мнению, снятие их с государственного бюджета. На это дословно указывают многочисленные "закрытые" материалы Главполитпросвета аналитического характера. Приведем только несколько цитат: "Ближайшая неотложная задача библиотечного строительства - продвинуть книгу в толпу рабочего и крестьянского населения, встречает в своем осуществлении много препятствий и крупнейшим из них является отсутствие материальных средств"; "Работе на местах мешает отсутствие средств на закупку новой литературы и газет.
Осуществление намеченных заданий [библиотечным отделом Главполитпросвета] проводится планомерно и своевременно постольку, поскольку этому не мешают внешние препятствия, главным образом, отсутствие средств..."; "Актуальнейший для [библиотечного] отдела [Главполитпросвета] вопрос о постановке специального библиотечного образования и переподготовке, стоящий перед ним в течение ряда лет, до сих пор не разрешен за отсутствием средств".
Одна из руководителей библиотечного дела страны М.А. Смушкова совершенно определенно связывала общую политику библиотечного отдела Главполитпросвета и его финансовое положение. Анализируя проблемы низовой библиотечной сети, она отмечает, что степень их разрешения "... находится в исключительной зависимости от судьбы предоставленной [библиотечным] отделом сметы... В смету на 1924 год включены суммы на выписку газет и книг для деревни, но надежды на то, что смета будет утверждена - нет ...".
Как нельзя более ясно библиотечное руководство в Москве констатировало: "Вопрос о продвижении книг в деревне организационно намечен и разрешен, необходимо под это решение подвести материальную базу отпуском нужных средств, ибо книга в деревне - первое условие успеха культурных начинаний всякого рода. Здесь библиотечный отдел Главполитпросвета совершенно бессилен и степень выдержанности линии зависит исключительно от Н[ар]К[ом]Фина. (См. смету на 1923/1924 гг.)".
Выяснив причину, остановимся на последствиях драматических для библиотек событий тех лет. Прежде всего - о "человеческом факторе". Библиотеки закрывались, библиотекари оказывались без работы. В стране произошло резкое сокращение библиотечных кадров.1 По данным Главполитпросвета и Наркомпроса число библиотечных работников сократилось в значительной мере за счет квалифицированных слоев, "лучших сил", ушедших из-за невыносимых условий работы.
Понятно, что в тех сложнейших условиях по существу все держалось на людях, их знаниях, отношении к делу, общей интеллигентности. Поэтому значительные кадровые потери, притом лучших библиотекарей, безусловно нанесли урон делу просвещения, всей культуре страны.
Больше того. С кадровыми переменами связаны значительные последствия идеологического характера. Если до описываемых событий на местах работало определенное число профессионалов с высшим образованием и многолетним стажем, то теперь они в массе своей были вынуждены оставить работу. На смену им приходили уже другие кадры. Как отметили в библиотечном отделе Главполитпросвета (1923 г.): "значительно упрощает работу определенно наметившийся политический и идеологический сдвиг библиотекарской массы, и здесь мероприятия отдела находят благодатную почву для положительных результатов... Хотя в этом отношении еще многого остается желать, но масса библиотекарей не только не реакционна, но и активна... Отсутствие, в огромном большинстве, специальной подготовки и, вместе с тем, и старой традиции, дало естественное выпадение реакционных элементов и смену их свежими, хотя и не специализировавшимися работниками.... Это иллюстрируется и положением вопроса об изъятии (чистке) в библиотеках. Старый циркуляр был встречен во многих местах библиотекарями как административно-полицейская мера и был саботирован (не формально, а фактически); теперь почти всюду идет чистка и радикальная - чистка самими работниками".
Такие изменения в среде библиотекарей не могли не отразиться на уровне обслуживания читателей библиотек. Особенно пострадало население глубинки. Снижение качества обслуживания, введение платности, нарушение принципа общедоступности вызывали отток читателей от библиотек. По официальным только данным число читателей массовых библиотек страны за один год сократилось с 5,5 млн. в 1921-1922 учебном году до 3,5 млн. в 1922-1923 учебном году.
Следует сделать принципиальный вывод, что в первые годы нэпа был осуществлен фактический отход от идеи создания единой планомерной сети библиотек. На это обратила особое внимание комиссия по обследованию библиотечного отдела Главполитпросвета (июль 1923 г.): "С НЭП'ом единство сети (см. инструкцию по сокращению сети) нарушается организационно..., фактически с ликвидацией административно-хозяйственной зависимости библиотек в значительной части произошел ведущий к неизбежному распылению сил и параллелизму в работе". В результате сепаратизма и амбиций ведомств, нежелания согласовывать деятельность своих библиотек с массовой сетью терялись налаживавшиеся связи, увеличивались дублирование и параллелизм, крайне неэкономично расходовались средства в библиотечном деле страны. Задача построения единой библиотечной сети России перешла в другую плоскость: а именно - борьбы библиотек за выживание, сохранение "сети" от полного уничтожения.
Помимо сразу же проявившихся, были и долгосрочные потери. Снятие с государственного снабжения почти всей библиотечной сети (95%) имело для власти предержащей значение прецедента. Не случайно, уже в 1920-е гг. у руководства страны сформировалось отношение к культуре, библиотекам по остаточному принципу. Тогда открыто говорилось о культуре как о "третьем фронте" (первый - политика и идеология, второй - народное хозяйство). В связи с этим, нужды культуры обслуживались по "третьему разряду". Такой подход стал с тех пор, увы, традиционным. Надо ли говорить, как негативно он отражался и на материально-технической базе библиотек, и на заработной плате библиотекарей, и на качестве предоставляемого читателям обслуживания и т.д.
Подчеркнем, что катастрофа в библиотечном деле первых лет нэпа имела многоаспектные общегосударственные и общесоциальные последствия. Тот же хронический кризис сельского хозяйства обуслов- лен, в том числе, серьезным ударом по культурному развитию деревни, нанесенным в 1920-1930-е гг. В общественном сознании было утрачено понимание во многом определяющего значения культуры для страны. Резко упал престиж библиотек, серьезно пострадал их авторитет как демократического социально значимого института в глазах населения. Сложившееся самоубийственно-нерадивое отношение к культуре, библиотечному делу как к "третьестепенным", явилось одной из причин современного кризиса политики, экономики, социальной сферы, нравственности, межнациональных отношений.
Исторические события в области библиотечного дела в первые годы нэпа доказывают невыгодность, колоссальную проигрышность экономии на культуре, опасность идеи ее "самоокупаемости". Только всячески поддерживая подлинную культуру и просвещение, государство Российское сможет решать и иные проблемы. Это должно стать исходной посылкой для комплекса общегосударственных мер.