Панфилов М.М.

ДИАЛЕКТИКА РУССКОЙ КНИЖНОСТИ

Нас называли многовековой “Империей зла”. А по статистике советского периода – “самой читающей страной в мире”. Начиная со “Слова о Законе и Благодати” первого русского митрополита Иллариона, книжный культ – идеократическая основа нашей государственности. Книжная культура – почва национального воспитания, воссоединения ушедших, идущих и грядущих поколений. И одновременно пространство духовно непримиримой “брани”, “идеологической борьбы”, “переворотов в умах”. Почему книжный раскол знаменует конец Московского царства? Почему Российская империя, прямо-таки по Розанову, “слиняла в два дня”? Почему, казалось бы, в одночасье развалился Советский Союз? Современная наука о книге и читателе должна принять самое непосредственное участие в ответах на эти вопросы.

Церковнославянская письменность явила на Руси целостные принципы осмысления жизни – человека, его рода-племени, его народно-государственных святынь. Ибо племя становится народом только в оболочке государственного организма. И строит Дом для ценностей своего культа, своей культуры.

Дом строится на краеугольном основании Духа – единоверия, единодержавия, народного единства. По самым осторожным предположениям, в древнерусском обиходе XI–XVII вв. находились сотни тысяч одних только богослужебных книг. А ведь было ещё несколько обширных слоёв книжности – летописной, житийной, публицистической. И за исключением книг “отреченных”, все самобытные произведения при разнообразии жанров сближались по душеполезной направленности.

На пути от Киевской Руси к Московскому царству XV–XVI вв., в кострах княжеских междоусобиц и татарских набегов, вне всяких сомнений, сгорело колоссальное число книг. Но даже оставшиеся “крохи” от памятников, которые хранятся в собраниях бывшего СССР, свидетельствуют о динамике “воспроизводства” церковнославянских текстов по мере становления национальной культуры. От X–XI–XIII–XIV вв. до нашего времени уцелело 498 рукописей (из них 321 собственно русского происхождения), от XIV в. – 685 книг и фрагментов русского письма, от XV в. – 3500 книг, от XV–XVII вв. – не менее 250000 церковнославянских рукописей.

XVI столетие ознаменовано не только явлением книгопечатного слова, но и грандиозных по замыслу рукописных сводов, которые были призваны отобразить ядро национальной книжности. Первый венчанный на царство русский самодержец, причём последний из властных “московитов” рода Калиты, – Иван Васильевич Грозный, что называется, “нутром” чувствовал необходимость государственного устроения книжного дела.

Есть некая символическая закономерность в том, что именно святитель Макарий подвиг Ивана Грозного на организацию книгопечатания в Московском царстве. Книга должна была стать проводником духовного образования и государственной идеологии – “единомыслия”. Волею судьбы между двумя истовыми книжниками – главой Русской Церкви и родоначальником национальной монархии – установилось своеобразное “разделение труда”. Митрополит Макарий собрал в минейный свод бытовавшую на Руси канонически церковную литературу. При непосредственном участии Ивана Грозного составляется многотомный летописный свод (сохранилось 10 томов – 9000 листов, 16000 миниатюр). Так закладывались одновременно традиции пастырской и национально-патриотической педагогики – книжной империи русского духа.

До XVII в. на Руси отсутствовало сословное деление на “учёных” и “невежд”. Круг чтения в кельях, дворцовых палатах, избах был, по сути, одинаков. Отличались книги только “художеством” исполнения. Да и здесь книгочеи из посадских, дворовых людей подчас не уступали духовенству и знати. Такое общественное “единомыслие” не могли расшатать ни всплески язычества, ни прения о монастырском “нестяжании” рубежа XV–XVI вв., ни ползущая сверху пятая колонна – ересь “жидовствующих”, живучие остатки которой были беспощадно раздавлены при Иване Грозном.

XVII в. уже по нарастающей являет книжные веяния “перестройки”, особенно в период царствования Алексея Михайловича. Церковно-светская элита постепенно сосредотачивается в замкнутых литературных “кружках”. Усиливающийся “греко-латинский” акцент при этом исподволь ставит под сомнение каноничность книжного Православия в Московском царстве. В исправлении богослужебных текстов патриарх Никон руководствовался благим устремлением к Новому Иерусалиму, но при этом перечёркивалась святость письменных устоев Москвы как Третьего Рима. Неукротимый огонь духовного бунта в ответ охватил чуть ли не половину населения. Со временем пламя на поверхности притихло. Но какой ценой? Святая Русь перерождалась в Великую Россию с расколом на “чистых” и “нечистых”, “толки” и секты, “христовых” и “антихристов”. Без книжного раскола XVII в. иначе развивалась бы болезнь нашего интеллектуального “европейничания” в имперский период ХVIII-XIX столетий. Именно оттуда берут начало бессчетные трещины в национальном сознании, приведшие к “культурной революции” 1917 г. со всеми дальнейшими “надстройками”, “пристройками” и нескончаемой “перекройкой” материи нашей исторической жизни.

Hosted by uCoz