Ажеева Е.Ю.

О ДОКЛАДЕ Н.В. ЗДОБНОВА “ЗАДАЧИ ИСТОРИИ РУССКОЙ БИБЛИОГРАФИИ” (1932)

Выдающийся русский библиограф Николай Васильевич Здобнов, один из немногих, кто в 20–30-е гг. ХХ в. оказал всестороннее влияние на библиографическую деятельность в нашей стране. Русская библиография гордится целой плеядой замечательных библиографов-профессионалов, в список которых войдет не один десяток, а то и сотни имен. Имя этого библиографа-ученого, библиографа-составителя, библиографа-историка, яркого незаурядного человека всегда останется в числе первых. Исследователи могли изучать жизнь и творчество Н.В. Здобнова по значительным материалам из отделов рукописей РГБ, РНБ, архива РКП, других архивов Москвы, Санкт-Петербурга, Томска, Шадринска. Библиотека Российской Академии наук в Санкт-Петербурге с недавнего времени пополнилась личным архивом ученого, хранившимся у его потомков. Появилась еще одна возможность соприкоснуться с творческой лабораторией Н.В. Здобнова в более полном объеме, в том числе обнаружить неизвестные материалы, проливающие свет на обстоятельства создания главного труда его жизни “Истории русской библиографии до начала ХХ века”.

В личном архиве Н.В. Здобнова есть документы, дополняющие и уточняющие позицию ученого по теоретико-методологическим вопросам истории библиографии. Большой интерес представляет развернутый доклад “Задачи истории русской библиографии”, датируемый 7 янв. 1932 г. К нему прилагаются также краткие тезисы. Эта работа является одной из первых (если не самой первой), где ученый подробно излагает взгляды на характер изображения библиографической истории в методологическом контексте. Задачи истории библиографии не просто констатируются, Н.В. Здобнов выстраивает стройную логику обоснований своих методологических подходов, подтверждая их конкретными фактами из истории русской библиографии.

Доклад он начинает классически – с обозначения проблемы, разрешение которой будет способствовать улучшению научного состояния библиографии. Ученый видел проблему в отсутствии подлинной истории библиографии. Существовавшие к тому времени историко-библиографические работы страдали общим недостатком – изолированностью от “истории научного, литературного и общественного движения, как замкнутые в своем лице самодовлеющие и ничем не обусловленные явления” (л.2). Здесь Н.В. Здобнов подмечает причину неудовлетворительного качества таких работ в ключевой фразе: “игнорируются вопросы методологии в их историческом развитии”.

Отсутствие методологического подхода ограничило задачи предыдущих историко-библиографических опытов общего характера, лишив их перспективы объективного изучения феномена библиографии. Хотя, на наш взгляд, исторический принцип имел место во многих библиографических формах, как, например, в указателях библиографических пособий Г.Н. Геннади, В.И. Межова, Б.С. Боднарского, энциклопедических статьях по библиографии К.М. Базили, А.Е. Яновского, П.К. Симони и др., он провозглашался в первых учебных курсах по библиографическому источниковедению и истории библиографии А.П. Кулакова, А.Д. Эйхенгольца и др. Но к концу 30-х гг. это были лишь необходимые ступени фактографического историографического освоения исторического объема библиографии, естественного этапа на пути к более высокой ступени – созданию исторически правдивой картины развития русской библиографии на основе научного метода. Н.В. Здобнов предлагал не только устанавливать и приводить в связь факты, но и объяснять их, обобщать. Объяснять причинами, лежащими как в пределах самой библиографии, так и вне ее, “в сфере смежных с нею явлений общественной жизни”. Через обобщение коллективного опыта добиваться теоретической ясности главных вопросов библиографии.

Он не отрицает теоретической работы в среде русских библиографов, начатой еще в 1811–1813 гг., но наличие высказываний по тем или иным вопросам не заменяют системы теоретических знаний о библиографии, что плохо отражается на практике, рождая, по выражению Н.В. Здобнова, “ползучий эмпиризм”. В неудовлетворительном состоянии современной ему библиографической деятельности (плохое состояние текущей библиографической регистрации; отсутствие аккумуляционной библиографии в виде периодических сводок материалов текущей библиографической регистрации) он видит следствие предыдущего хода библиографической истории, полноценное воссоздание которой ускорит ее современное развитие и повысит уровень библиографических достижений.

От сложной взаимозависимости исторических, теоретических и практических вопросов он переходит непосредственно к исторической методологии, анализируя внешние факторы развития библиографии, которыми, как отмечалось им, “обусловлены и факторы первого (внутреннего – прим. А.Е.) порядка”. Он начинает с фактора-сферы, который является очевидной причиной появления библиографии – изобретения книгопечатания. Развитие книгопечатания воздействует на библиографию двумя путями, через накопление литературного материала и через дифференциацию литературного материала. Но, как отмечает ученый, сами по себе эти процессы не играют особой роли в истории библиографии, если при этом не учитывать общественный интерес к тому или иному вопросу, теме, отрасли, назревший в конкретном обществе и в конкретное время.

Приведем отрывок, где Н.В. Здобнов иллюстрирует историческое пересечение внешних факторов, повлекших за собой определенный результат в библиографической истории: “… в России сельскохозяйственная литература начала развиваться с третьей четверти ХУШ века, она накопилась в значительных размерах в середине Х1Х века, сельскохозяйственная библиография в России возникла только в 80-х гг. XIX в. и с тех пор почти непрерывно развивается. Это, разумеется не случайные явления. Именно с 80-х гг. замечается повышенный общественный интерес к сельскохозяйственной литературе в связи с капитализацией сельского хозяйства, а в дальнейшие годы интерес к ней все больше и больше повышается по мере того, как углублялись противоречия капиталистических отношений в сельском хозяйстве, а наряду с этим развивалась агрономическая наука, что в свою очередь обуславливало рост сельскохозяйственной литературы” (л. 10-12).

Следующий фактор Н.В. Здобнов обозначил как “прямое или косвенное воздействие государственной власти”. На это стоит обратить внимание уже в той связи, что тема “библиография и власть” еще ни кем не затрагивалась ни в историческом, ни, тем более, в современном для историка контексте. Ученый больше не повторял этот тезис в такой ясной и прямой формулировке в других историко-библиографических работах, хотя сама идея содержательно вплетена в повествование “Истории русской библиографии”. Ученый выделяет три формы воздействия государства: 1) поощрения создания библиографических работ; 2) препятствия их составления; 3) запрещение опубликованных библиографий. Он иллюстрирует примерами первую государственную функцию – составление сельскохозяйственной библиографии “с 80-х годов XIX века вплоть до Октябрьской революции в недрах Министерства Земледелия” и субсидирование правительством “Русской исторической библиографии” (8 т.) В.И. Межова “в связи известной политикой правительства в области народного образования в 80-х годах” (л. 12-13).

“Библиографические факты и явления нужно поставить в те условия времени и места, в которых они возникали, существовали и прекращались. Иначе мы ничего не поймем в истории библиографии. А для этого при изучении истории библиографии необходимо выйти из ее пределов и делать экскурсы в область истории различных отраслей знания” (л.14). В общей сложности ученый последовательно выделяет одиннадцать взаимосвязанных факторов-сфер прямого и опосредованного влияния на русскую библиографию, зачастую определявших успехи и неудачи российского библиографического дела: 1. Степень развития книгопечатания в целом и по отдельным отраслям; 2. Прямое или косвенное воздействие государственной власти; 3. История просвещения; 4. История печати (журналистики); 5. История цензуры; 6. История общественного и революционного движения; 7. История художественной литературы; 8. История научной мысли; 9. История отдельных наук; 10. История народного хозяйства; 11. Направление и степень напряженности классовой борьбы.

Приводя конкретно-исторические сюжеты в качестве примеров в подтверждение своей основной методологической концепции, Н.В. Здобнов который раз доказывает взаимообусловленность, переплетение, взаимосвязь всех этих сфер, в сумме представляющие собой “культурно-исторической фон, на котором развертывается история библиографии”.

Основные моменты данного доклада созвучны авторскому вступлению к “Истории русской библиографии…”. Но есть и многое, как уже отмечалось, что присуще только этому документу. Например, идеологические акценты расставлены еще не так, как требовалось бы по законам того времени. Тезис о классовой борьбе здесь постулируется ученым в последнюю очередь, хотя в тезисах к докладу они стоят уже на первом месте. По прошествии более полустолетия нам кажется вполне естественным отражение истории отрасли в тесной связи со всеми остальными общественными и культурными явлениями. Но в 30-е гг. прошлого столетия мысли Н.В. Здобнова звучали свежо и смело. Он выступил новатором этого подхода, воплотив его в своем труде на высоком научном уровне и с точки зрения фактографической достоверности, и с точки зрения концептуальной, сумев избежать при этом грубого социологизма, присущего для многих исторических работ того времени.

Историческая методология Н.В. Здобнова, реализованная им в “Истории русской библиографии”, по существу ознаменовала собой новый этап российского советского библиографоведения. Широкий исторический показ развития русской библиографии на фоне общественно-культурных коллизий вывели понимание библиографии за пределы узких рамок формул “библиография-наука”, “библиография-вспомогательная дисциплина”, “библиография-книгоописание”, распространенные в первой половине ХХ в. Появилось иное, масштабное представление о библиографии как о закономерном явлении и необходимой составляющей письменной культуры общества, как об эволюционирующей области, от первых едва обозначившихся проявлений до зрелой высокопрофессиональной деятельности. Историческая монография Н.В. Здобнова подготовила почву для следующего рывка отечественной библиографической мысли, поставив перед современниками вопросы теоретического и методологического уровня – структурности, компонентности библиографической деятельности, профессионализации, институциализации, периодизации, множественности связей, пронизывающих библиографические явления, и, как следствие, познания специфичности их внутренней и внешней природы.