|
Сляднева Н.А.
|
|
|
|
Виртуальная реальность (ВР) как онтологический феномен, как совокупность информационных технологий, как актуальный концепт современной науки, публицистики, художественной прогностики и т.п. в достаточной степени освоен широким кругом специалистов и рядовой публикой. Несколько иные проблемы связаны с ВР, трактуемой не феноменологически (как виртуальное пространство, отграниченное от реального мира монитором компьютера), а процессуально (как качественная, социально-информационная характеристика реального мира). В этом плане более точно следовало бы говорить о виртуализации реальности. Научно-технический прогресс и информатизация существенно видоизменили объем, насыщенность и динамику информационной среды человека. Если человек древнего мира, античности, да и его потомки вплоть до ХХ в. (во всяком случае, в подавляющем большинстве) жили в мире реальных отношений, соразмерных диапазону повседневной жизнедеятельности, то ХХ в. и особенно эпоха миллениума вырвали огромные пласты людей из информационно ограниченного круга бытия с преобладанием материальных, социальных параметров и погрузили в постоянно расширяющееся информационное пространство нового времени. Определяющей чертой этого процесса является растущая по экспоненте виртуализация реальности. Социальная философия и социальная прагматика данной тенденции заключаются в том, что современный человек инфозависим и вынужден воспринимать все большую в относительном выражении и все расширяющуюся в абсолютном исчислении часть окружающего мира через информацию, наблюдая за его состоянием на виртуальном экране (экран – метафора того личностного узла информационных коммуникаций, который формируется вокруг каждого субъекта информационной среды как его собственными сознательными усилиями, так и теми социальными силами, институтами, другими субъектами, которые имеют целью воздействовать на данного субъекта или взаимодействовать с ним). Реальность для человека ХХI в. – это информационная модель (калейдоскоп образов на виртуальном экране), в которой отражена львиная доля планов бытия, требующих реакции, оценки, учета в житейских ситуациях и выборе линий поведения рядового гражданина, влияющих на его настроение, менталитет, мироощущение и т.п. Все большая часть значимых для человека реалий представляет собой пласты информационных отпечатков событий. Эти события могут происходить хотя и сейчас, но не здесь, либо здесь, но не сейчас, либо вообще не здесь и не сейчас, но все эти виды событий благодаря развитым социально-информационным технологиям успешно попадут на миллионы виртуальных экранов конечных адресатов и потребуют от них определенной реакции. Позитивная социальная функция виртуализации реальности в этом ракурсе анализа бесспорна. Наш современник получил возможность постижения мира в режиме онлайн и интерактивного участия в процессе культурогенеза, границы его восприятия постоянно расширяются. Все это дает в потенциале возможность каждому строить стратегемы своей социальной деятельности, самореализации в соответствии с как никогда ранее многоплановой информацией. Но виртуализация реальности, подобно любой социально-информационной технологии (а ВР есть не что иное, как равнодействующая всех существующих социально-информационных технологий), является амбивалентным процессом, обладает двойным назначением, т.е. обладает не менее мощным зарядом отрицательного воздействия на социум. Источник негативности – возможность целевой трансляции на виртуальный экран искаженной информации о реальных событиях либо полностью виртуальных феноменов, созданных путем сознательных дезинформаций, ньюсмейкерских акций, просчитанных социотехниками во имя получения заданной реакции адресата. Такие полновиртуальные объекты, не имеющие аналога в реальности, как правило, оснащаются создателями всеми убедительными приметами, документирующими их подлинность и достоверность, событие кажется происходящим сейчас и здесь. Наиболее изощренные технологии, применяемые в играх за высокие ставки (политическая, экономическая конкуренция, информационные войны), меняют привычную последовательность технологических операций, разработанную многовековой практикой массмедиа (событие-сообщение). Манипулятивные дезинформационные технологии действуют от обратного: вслед за вброшенными в информационную среду ложными сообщениями инициируются в той или иной мере подтверждающие их реальные события. Такие приемы срабатывают не только против неискушенного обывателя (носителя общественного мнения), но и против специалистов. Таким образом, рядовой человек – одновременно заложник виртуального экрана, ибо представления о мире, считанные с него, могут оказаться не только искаженными, но и тенденциозно, целенаправленно сконструированными, в результате выработанные социальные стратегемы окажутся ошибочными. Разумеется, существуют определенные технологии верификации информационных сообщений. Однако все они формировались применительно к системе традиционных коммуникаций. В числе этих антиманипулятивных, антидезинформационных технологий, основанных на классических способах верификации информационных моделей, такие, как: авторитет информационного источника (известной персоны, печатного органа, канала СМИ, книги или издательства, живого свидетеля, репортажа с места события), авторитет и гарантия подлинности документной фиксации (печатный текст массовых изданий с их фильтрами редакционного отбора, рецензирования, ответственностью автора и редактора, репутацией, официальный документ с печатями и резолюциями, фотодокумент, киносъемка и т.п.), авторизованность (прозрачность, прослеживаемость) информационных коммуникаций и др. Но в современных условиях интенсивной виртуализации реальности классические приемы уже не срабатывают. Поэтому верификация сообщений в наши дни превратилась в острейшую личностную и социальную проблему (особо актуальную в российской практике). Авторитетность источника шатается, покупается и продается, свидетеля невозможно найти, чтобы перепроверить данные, так как диапазон источников, разнообразие каналов, динамика сообщений не дают шансов верификации большей части потока, тем не менее требующего реакции. Достоверность и гарантия подлинности документа в эпоху компьютерных технологий преобразования информации теряют доказательный статус, а средства экспертной оценки и выявления подделок не доступны широкой публике. Авторизованность коммуникационных каналов, возможность восхождения к источнику сообщения, что всегда являлось базовым моментом верификации, стала проблемой. Во-первых, разработано множество технологий маскировки пути вбрасывания тех или иных целевых сообщений в информационное пространство. Во-вторых, сложнейшая инфраструктура современной информационной среды, характеризующаяся множественностью информационных потоков, подвергающихся неоднократной переработке, перекодировке, переадресовке и интерпретации, делает нереальной задачу установления подлинного инициатора тех или иных сообщений. Означает ли констатация данной ситуации пессимистический прогноз относительно самой возможности осознанного, основанного на объективном знании и понимании окружающего мира социального поведения рядового гражданина? Означает ли это, что виртуальный экран подобно кривому зеркалу не столько соединяет человека и реальность, сколько разделяет? Возможны различные пути преодоления данного информационного кризиса. Специалисты предлагают санацию сферы социальных технологий (контроль СМИ, цензуру, правовое регулирование, не допускающее применение грязных технологий, формирование профессиональной этики социотехнологов, развитие института независимых экспертов, создание независимых СМИ и др.). Однако (при всем различии конкретных вариантов, степени их демократичности и т.п.) все эти сценарии оставляют вне поля зрения основного субъекта социальных процессов – гражданина, обывателя, представителя электората, определяющего личностные стратегемы своего жизненного пути. Находясь по эту сторону виртуального экрана, рядовые граждане с точки зрения информационной безопасности должны быть отнесены к группе повышенного риска. Снижение риска – в формировании высокой информационной культуры и ее интеллектуального ядра – информацинно-аналитической культуры личности. Теория и практика информационной культуры такого типа практически не разработаны, способы ее внедрения и каналы распространения не определены. Однако очевидно, что создание принципиально новых и эффективных массовых эвристик в области прикладной житейской аналитики – условие выживания россиян. Инновационность действий, повышенный креатив соцтехнологов, стремящихся манипулировать обществом, требуют адекватного симметричного ответа от их жертв. Готовы ли в массе россияне к такой интенсивной интеллектуальной борьбе за информационную свободу, безопасность и право на самостоятельный анализ социальной семантики и возможность создания и реализации объективных социальных стратегем? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Информационная культура российского общества неоднородна. Эволюционное ее развитие, самостоятельная выработка аналитической культуры различными группами населения – процесс длительный, недостаточно эффективный. Необходима система обучения аналитическим методам оперирования информацией, своего рода школа информационного выживания, новая парадигма воспитания Homo informaticus-человека информационного общества, для которого владение информационно-аналитическими технологиями явится базовой стратегемой информационно безопасного социального поведения. |