|
Панченко Е.З.
|
|
|
|
Изучение истории культуры не ограничено лишь высшими ее проявлениями и включает исследование обыденной жизни: нравов, привычек, традиций, которые также являются сторонами духовной культуры человека. Одним из аспектов культурного быта является отношение к книге. Речь идет не о качестве и количестве прочитанного, а о психологической потребности, закрепленной традицией, оставить на книге свое имя, указать время и обстоятельства ее приобретения или чтения, снабдить дарственной надписью и т.д. Чем более значима для человека книга, тем сильнее стремление придать ей отпечаток своей личности. Но если переплеты и экслибрисы свидетельствуют, в основном, о социальном и имущественном положении владельца библиотеки, о художественном вкусе его времени, то оставленная на книге запись запечатлевает поведение, переживания, мысли, ожидание автором оценки своего труда, радость библиофила, благодарность и назидание, желание жить в памяти другого человека. Надписи - особенность «домашних» книг. Поэтому их особенно много в библиотеках, сформированных из личных собраний. Такова библиотека Санкт-Петер-бургского филиала Института российской истории (отдел БАН). Среди надписей обычно наиболее информативны дарственные, по которым можно судить, кем, кому, в каких случаях преподносились книги, о стиле взаимоотношений представителей разных социальных групп, возрастов и т.п. Владельческие записи свидетельствуют не только о желании закрепить обладание материальной ценностью, но и о том, что книга рассматривается в таких случаях как часть «духовного пространства» личности. Зафиксированные обстоятельства приобретения делают книгу еще и своеобразным сувениром, символизирующим для ее владельца знаменательные личные или исторические события. Читательские записи - и профессиональные, и наивные - говорят о потребности письменно выражать свои мысли и эмоции, а даты прочтения о том, что книга оценивалась как своего рода веха в самообразовании и интеллектуальном развитии. Рукописные следы на книгах не ограничиваются только надписями, относящимися к ним самим (дарственными, владельческими, читательскими, а также библиофильскими). На форзацах, чистых листах и полях книг XVIII-XIX вв. мы находим записи о важных семейных и политических событиях, явлениях природы, медицинские рецепты, любимые стихи и сентенции, опыты версификации и рисунки, хозяйственные реестры, записи долгов, арифметические подсчеты, пробы пера и почерка и т.д. Это мало согласуется с современным пониманием «культурного», аккуратного отношения к книге, однако отражает ситуацию, когда печатная книга (возможно, единственная или одна из нескольких в доме) служила своему владельцу также дневником, записной книжкой или просто листом бумаги, сосуществовала по времени с рукописными сборниками и альбомами. Такая свобода обращения с книгой говорит о демократизме среды, которой она была доступна, и в то же время о том, что к ней постоянно обращались, что в различных обстоятельствах она была «под рукой». Книга, хотя и является хрупким материальным предметом, нередко переживает своих владельцев и читателей, хранит отпечатки их социальных связей, интеллектуальной и эмоциональной жизни, окружающего быта. Надписи не являются ни литературными произведениями, ни самостоятельными историческими источниками, однако они отражают культурный фон своего времени и добавляют скромные, но безусловно подлинные детали к историческим знаниям. В наши дни, когда и высокие духовные, и бытовые потребности человека все реже оказываются связаны с пером и бумагой, книжные надписи представляют собой следы уходящей, почти завершенной эпохи, собирание и изучение которых доступно в полной мере только работникам крупных библиотек. |